Здравствуйте, уважаемая N. В прошлом письме я обещал Вам сюжет для рассказа, за который вряд ли когда-нибудь возьмусь сам. Работа газетного обозревателя приучила меня к сухому, с уклоном в цинизм, изложению фактов, к эффектам и модному нынче «стёбу». Порой я сам вижу, насколько это всё печально. Мой сюжет предоставляет слишком много возможностей для такой манеры; между тем я бы хотел видеть рассказ написанным иначе – так, как можете это сделать Вы с Вашим умением разглядеть за словами и поступками движения души.
Здравствуйте, уважаемая N. В прошлом письме я обещал Вам сюжет для рассказа, за который вряд ли когда-нибудь возьмусь сам. Работа газетного обозревателя приучила меня к сухому, с уклоном в цинизм, изложению фактов, к эффектам и модному нынче «стёбу». Порой я сам вижу, насколько это всё печально. Мой сюжет предоставляет слишком много возможностей для такой манеры; между тем я бы хотел видеть рассказ написанным иначе – так, как можете это сделать Вы с Вашим умением разглядеть за словами и поступками движения души.
Итак, я начинаю. Я живу на окраине Петербурга, в так называемом «спальном» районе. Наш дом был построен в 1971 году, и в числе первых жильцов в него вселились мои, тогда будущие, бабушка, дедушка и мама. Вскоре она вышла замуж и уехала в Крым, где я родился и жил до шестнадцати лет. Большая часть этой истории услышана мной от бабушки.
В том же 71-м году, в квартиру на первом этаже нашего дома въехала семья: родители, старшая дочь и сын – дебил, по имени Дима. Ему было лет 12. Дима быстро освоился в дворовой компании; ребята понимали, что он не такой, как они, но не обижали его и никому не позволяли обижать. Им всё объясняли родители, а мальчишки неоднократно и сами, на своём языке, вразумляли тех, до кого не доходило сразу.
Дима часто играл во дворе в хоккей. Вначале он играл с ровесниками и мечтал стать Харламовым и Михайловым, затем – с их младшими братьями и хотел стать уже Ларионовым и Крутовым. Закончил он карьеру, гоняя шайбу с пацанами, по возрасту годящимися ему в дети. И с ними у него не было недоразумений и обид.
Благодаря дворовому опыту общения Дима многое понимает и хорошо разговаривает. К тому же в советское время он учился в специальной школе и даже работал, клеил конверты, бумажные пакеты и коробки для карандашей. Потом это всё: и школы, и предприятия для инвалидов – стало никому не нужным.
Время шло, и жизнь Диму не баловала. Его сестра поступила в Университет на математика (сейчас она доктор наук), вышла замуж и переехала в другой район. Он остался с родителями. Мама вскоре умерла, отец сильно запил. Дима бегал ему за водкой. Наш двор похож на деревню тем, что все друг друга знают. Продавщицы отпускали Диме, что он просил, и только иногда спрашивали: «Дима, а не хватит ли отцу пить?» Он вздыхал и говорил: «Я тоже думаю, что хватит, а что поделаешь? Когда папа трезвый, то так сильно плачет...» В то время Дима стал рассуждать, совсем как здоровый человек.
Затем его отцу поочерёдно ампутировали обе ноги; спустя некоторое время он умер. Дима остался жить в двухкомнатной квартире. Раз в неделю к нему приезжали сестра или дядя, наводили порядок, готовили еду и вновь оставляли одного. Но Дима – очень добрый, и этим стали пользоваться пьяницы, которых во дворе завелось на удивление много. Они взяли моду устраивать у него в квартире сборища с драками, руганью и битьём посуды. Он их всех пускал, а выгнать не мог...
Тогда его стали закрывать в квартире. Теперь – уже в наши дни – Дима сидит на кухне у открытой форточки и смотрит, кто выходит из подъезда. Если видит знакомого, просит купить сигарет. Ему покупают, и как правило не самых дешёвых. Дима говорит: «Спасибо». Иногда просит лимонаду, и я в этом случае беру ему минеральной воды, а пенсионеры говорят: «Дима, пей чай. Лимонад вредно». Дима отвечает: «Да я знаю, что вредно, а хочется...» Иногда просит батон или колбасу, но угощать его нельзя: меры в еде он не знает и может быстро растолстеть.
Сейчас Диме между 40 и 50, у него чёрные волосы и седая борода. К нему по-прежнему раз в неделю приезжает сестра или дядя, уже довольно пожилые, наводят порядок, готовят еду и выпускают его гулять. Тогда Дима идёт во двор, садится на скамейку и сам с собой о чём-то рассуждает, горячо, иногда и с матерком...
А ещё Дима поёт. Вот, что удивительно. Может петь часами: и когда сидит на скамейке, и дома у окна. Обыкновенно – какие-то свои импровизации, очень похожие на романсы. Часто они без слов, а иногда вдруг слышится «разлука», «разбитое сердце» или «коварная любовь». И голосом, и стилем исполнения он напоминает Валерия Агафонова.
Не так давно его выпустили погулять, и Дима не вернулся. Родственники искали его, перевернули весь микрорайон, обращались в милицию – безрезультатно. В панике стали обзванивать больницы, морги – и там его нет. Пропал Дима. Родня в отчаянии! Прошло больше недели, и вдруг раздаётся звонок от знакомых: «Ваш Дима в парке поёт!» Вот, что оказалось... Парк расположен в часе ходьбы от нашего дома. Дима там никогда не был, но добрался туда, ходил по аллеям и пел свои романсы. Его слушали, давали деньги, он покупал на них курицу гриль и лимонад, спал на скамейке и был очень доволен...
Это всё рассказал его дядя, когда Диму вернули домой. А недавно я иду в магазин и слышу за спиной: «Здорово, сосед! Слушай, я был артистом!!»
Вот такой у нас Дима. В последнее время я и не вспоминаю о том, что он - дебил...