Наш караван достиг столицы Эннеди городка Фада и проследовал сквозь минные поля на северо-запад, туда, где в песках затеряны зеленые оазисы Сахары.
Утром удалось немного осмотреться и оказалось, что лагерь мы разбили на месте доисторического металлургического завода. Под ногами валялись остатки нескольких тигелей — ёмкостей для плавки железа. Пользуясь ветром, сквозящим через щели в скалах, древние люди выплавляли в этом месте металл из железосодержащего песчанника. Сейчас невозможно даже предположить в каких частях света могли оказаться произведенные здесь вещи. На масштабы производства красноречиво указывала задействованная площадь — окрестности лагеря были засыпаны расплавленными кусками железа с характерными вкраплениями угля.
Расплавленные куски железа, обнаруженные на месте нашей стоянки:
Вскоре, поднимая клубы пыли, мы уже неслись через пустыню. По дороге снова встречалась подбитая техника, пробитые каски. Иногда попадались одинокие могилки, а иногда и просто груды выбеленных костей, хотелось бы думать, что верблюдов, но… Или тела ливийских солдат не предавали земле вовсе, или их выкопали какие-нибудь хищники, типа шакалов. Омар как-то безучастно сказал, что этого добра здесь много. На нас же картина производила скорее гнетущее впечатление.
Прошло менее часа дороги, как мы въехали в городок Фада — родину президента Чада Идриса Деби, самого именитого представителя народности загава. По местным меркам это цветущий город с государственными институтами и даже собственной воинской частью. Здесь имеется два основных признака современной цивилизации: работает связь и можно купить кока-колу. Есть даже уличное освещение, работающее от солнечных батарей. На выезде из Фады можно заметить аэродром, что говорит о стратегическом значении города. Строится крупный госпиталь. Город живет, в общем. В Фаде под завязку были заправлены автомобили, и пополнены запасы воды.
Здание в Фаде:
Городской стадион:
Посреди города находится старая крепость с двойным кольцом стен, за которыми расположена воинская часть. Военные разных мастей (здесь можно увидеть черных как смоль жителей южной части страны – типичных представителей негроидной расы) снуют вокруг крепости, одетые кто во что горазд. Чины здесь, похоже, различаются цветом тюрбанов. В какой-то момент мимо прошли два солдатика, мило держась за руки… Удивительно, но в Фаде довольно терпимое отношение к фотографированию, мы даже сделали несколько снимков с военными. Лишь однажды к нам подошел патруль жандармов и попросил убрать фотоаппараты. Набравшись храбрости я даже снял ворота крепости (вход в воинскую часть) с подбитым французским танком возле них и обелиск с надписью: Слава павшим мученикам, память о вас всегда будет в наших сердцах. Зато сфотографированный за городом военный с верблюдом вызвал целый шквал недовольства, что в очередной раз укрепило мысль, что народ враждебно реагирует преимущественно на фотографирование верблюдов.
Указатель возле крепости:
Ворота крепости:
Фото на память:
Горожанка:
На центральной площади шла перегрузка старого грузовика Мерседес, на котором обнаружилась двойная эмблема.
Административное здание:
Биллборд с изображением президента разместили на вершине горы, или чтобы было видно со всех сторон или с целью спрятать подальше от вандалов.
Немного в стороне от Фады начался участок пустыни, огороженный с обеих сторон бочками, помеченными краской. Вскоре попалась табличка, указывающая, что участок внутри этой огороженной области разминирован. Сразу вспомнилась Ангола, напичканная минами. Неизвестно сколько миллионов этих штуковин еще хранит африканская земля…
Мы продолжили движение вдоль массива Бичигара. Справа тянулась бесконечная горная гряда, возможно, скрывающая плато. Пространство слева занимали сильно разрушенные старые горы, окруженные песчанными наносами. Дорога привела в высохшее русло вади Вен. После обеда мы покинули Эннеди. Гор, выглядывающих из песка, становилось все меньше и меньше, они мельчали и исчезали в песке. Вскоре их почти не осталось, лишь за горизонтом медленно скрывались остатки вершин массива. Автомобиль снова разогнался по ровному крупному песку. Мелкие камешки делали песок похожим фактурно на асфальт, отличие было лишь в цвете и в мелодичном шуршании подспущенных шин. Пейзаж снова стал безжизненным и унылылм, исчезли даже вездесущие верблюды, что было верным признаком отсутствия человеческого жилья на многие километры вокруг. Постепенно начали появляться дюны. Если песок пустыни до этого был жестким, с камнями, то дюны состояли из мельчайшей песочной пыли. Горячий ветер пустыни врывался в окно и эта пыль била по лицу. Один хлопок по одежде поднимал облако пыли, приборная доска быстро заросла ровным слоем песка. Делая мелкие глотки из нагретой бутылки, я сожалел, что не купил четыре метра ткани в Фаде и не сделал из них тюрбан, так хорошо защищающий от песка лицо и, главное, легкие.
Омар на фоне скалы:
Фотографии не способны передать масштаба гор. Но найдите на этом снимке одинокого верблюда, чтобы лучше почувствовать высоту скалы.
Песок и скалы:
За все время пути мы позволили себе лишь несколько остановок.
Омар показывает очередные петроглифы, обнаруженные им у основания скалы:
И снова песок и скалы:
Ветер выточил песком необычные узоры в остатках разрушенной породы.
Колея, потерянная в Сахаре:
Повар Хаме совершает намаз:
Пройдет еще время и песку удастся скрыть оставшиеся скалы, в тот момент кроме песка здесь не останется ничего.
Будет так:
В местечке Кворта Лида (или Корта Люля, неважно) Омар махнул рукой в сторону одной из скал, на которой много столетий назад неизвестный мастер оставил свой след в истории.
Поставил себя в кадр, чтобы передать размер:
Под вечер мы умудрились застрять в песке несколько раз подряд. Пока вытаскивали машину с помощью специальных металличесих щитов, подкладывая их под буксующие глубоко в песке колеса, стемнело.
Всю ночь и утром был такой сильный ветер, что было страшно выходить «на улицу». Несмотря на то, что палатка была наглухо застегнута туда намело песку, песок был даже в спальнике.
Заплохело мне еще вечером, я это списал на то, что могло укачать в дороге, но ночью симптомы стали явными: похоже я отравился. В итоге ночь оказалась бессонной, живот мучил, не переставая. Все подробности описывать не буду, но в Африке к любому отклонению организма от нормальной работы стоит относиться настороженно, тем более в четырех днях пути от ближайшей цивилизации и аэропорта.
Одинокий житель пустыни:
В этот день мы пересекли впадину Мурди, здесь уже не было ни камней, ни скал – только песок от горизонта до горизонта. Это все, что осталось от какого-то древнего моря. Там, где мы проезжали раньше было дно, на которое давили сотни метров воды.
Стойбище древнего человека в окружении песка:
Первую половину дня мне было очень плохо, я периодически засыпал в машине минут на 15-20, но это не то что не помогало, а только добавляло слабости. Я решил отказаться от пищи, в обед после рюмки чефира меня рвало. Вечером удалось найти градусник – температура была 37,7. Температуру решил не сбивать, а с инфекцией разобраться с помощью антибиотика.
Там, где царят песок и ветер дорогу может быть не видно вообще, колею от проехавшей машины быстро заносит, и на следующий день о ней ничего не напоминает. Внедорожники везли нас через дюны, какие-то из них были твердыми и по ним можно было легко ехать, а какие-то — сыпучими, и машина вязла, но Омар знал что к чему. Не в первый раз я удивлялся тому, как он находил дорогу. Мы могли ехать через пустыню, а потом раз и вновь возвращались на неожиданно появившуюся колею. Иногда мы останавливались, заприметив необычный ландшафт или достойный кадра вид, но я смотрел на это сквозь полуприкрытые глаза, лишь изредка доставая фотоаппарат.
Неожиданно встретили длинноухую лисицу фенек, забавный зверек был так любезен, что дал себя заснять.
Подозрение у меня пало на салаты, которыми Хаме кормил нас на обед. Вечером пища – свежеприготовленная с огня, утром – хлеб, а вот не понятно как и какой водой помытые в обед овощи вызывали меньше всего доверия. После этого случая я решил отказаться от обедов вовсе. Вечером я позволил себе немного тушеного батата, после чего разболелась поджелудочная…
Чтобы не возвращаться к этой теме скажу, что следы болезни исчезли на третий день. Это был первый случай серьезного недомогания в Африке и, надеюсь, последний. Попутчики не уставали обсуждать мое состояние. В частности среди них нашлись адвокат и нотариус, предложившие составить завещание прямо на месте и разделить мой скромный багаж – планшет и фотоаппарат.
На обед мы остановились в оазисе Деми – зеленом островке посреди пустыни, где можно было сделать массу интересных фотографий, но, к сожалению, я не нашел в себе сил пройтись по деревне. Как только был разложен лагерь, пришли местные жители и устроили импровизированный базар прямо рядом с нами. Ассортимент предлагался все тот же: старые ножи, каменные топоры и прочий хлам, который можно найти в пустыне или который рука не поднимается выкинуть из хозяйства.
После обеда мы продолжили движение по Сахаре в поисках оазисов.
Картина в Сахаре может не меняться часами, вокруг ничего живого, лишь иногда встречаются редкие кустики какой-то травы, не постижимо как они находят здесь воду.
В этом месте я прерву рассказ, посвященный песку, и продолжу его в следующей части, которая будет посвящена воде.