Молва рассказывала о смерти храбрых, и благородные родственники ставили им памятники. "Камень (говорят эти памятники сами о себе) должен стоять на месте тинга в знамение... Памятник будет возвещать до тех пор, пока живут люди... Добрая слава должна разглашаться, пока существуют камень и руны".
Все пробуждало к деятельности и располагало умы и стремления молодых людей к великим предприятиям. Ко всему тому присоединялась еще нужда. Сага заставляет так говорить Самсона своему отцу: "Желал бы я, чтоб вы достали мне кораблей и людей; я уеду ознакомиться со знаменитыми вождями и посмотрю, не наживу ли где богатства для нашего содержания и нашей чести, чтобы не все сидеть нам дома, подобно девушкам, ожидающим женихов".
В этих словах заключаются разом в их совокупном действии все главные цели морских походов викингов: изучение нравов чужих народов, также желание известности, почестей, богатства. Честь и добыча - главная цель во всех путешествиях викингов. В те времена в Скандинавии жителей было гораздо меньше, нежели теперь. Но и земледелие было также ограничено; большая часть земли, возделанной и населенной впоследствии, тогда была еще путыней и лесом; скотоводство, доставлявшее сначала главные способы пропитания, требовало менее рук и более места, притом самые первые хозяйственные работы исправлялись рабами; оттого людей оставалось довольно; кроме названных нами способов содержания, да еще рыболовства, неоткуда было получать дохода; средства к прокормлению были скудны; вдобавок к тому, воинственному духу храбрых людей более всего нравилась беспокойная странническая жизнь; в таких обстоятельствах очень естественно, что природная склонность заставила их взяться за меч для добывания пищи.
Мы знаем это из прекрасных слов Кетилля Раумюра его 18-летнему сыну, Торстейну, ленивому домоседу: "Молодые люди, - говорил старик, - ныне живут совсем не так, как бывало в моей молодости. Ныне они сидят все дома, привзяавшись к жилищу, набивают себе живот и не стыдятся упреков в таком жалком образе жизни. Прежде стремились они к тому, что приносило славу, искали богатств и владений храбрыми делами, несмотря ни на какие опасности. У знатных людей, королей, ярлов и других наших собратий, было в обычае ездить в морские набеги за славой и богатством, которое не переходило по наследству от отца к детям, а зарывалось вместе с владельцем в могильном кургане. Когда ж сыновьям и доставалось недвижимое добро, они, хотя и занимали какую-нибудь должность, не могли удержать за собой жилище, если не бывали со своими людьми в морских набегах, не нажили денег и славы и не следовали примеру предков. Я сам нажил себе честь и деньги только тем, что пускался в опасности да в жестокие битвы. Ты, полагаю, не знаешь, что такое закон храброго человека, так я скажу тебе. Хотелось бы мне, чтоб ты бросил постыдную лень, старался походить на твоих родных и нажил себе имение и честь; ты уже в таких летах, что пора пробовать, не пошлет ли тебе что-нибудь счастье". Эти слова пробудили молодого человека. "Теперь я довольно раздражен, если только это приведет к чему-нибудь", - ответил он в сильной досаде, встал и ушел. Он вспомнил также и те отцовские слова, что он "не лучше бабы способен владеть оружием и что для его родни больше будет чести, если его не будет". Эти слова глубоко запали ему в сердце: решась не слыхать более таких упреков, он отправился в набег и, благодаря своей храбрости, стал значительным человеком. Летом бывал он в походе за добычею, а зиму проводил в своем поместье, Раумсдале, в Норвегии.
Его сын, Ингемунд, которого мать была дочь ярла, также Ингемунда, в готском королевстве, получил воспитание у Ингъяльда, в Хафне, в Халогаланде. Ингъяльд был поселянин, пользовавшийся общим уважением; все лето жил он на корабле, вне отечества; зимой отдыхал; они были хорошие приятели с Торстейном, гостили друг у друга каждую осень, если возвращались с набегов. Сам Ингъяльд имел двоих сыновей, Грима и Гормунда, подававших большие надежды. Они заключили с Ингемундом братский союз (Fosterbrodralag). Когда мальчики подросли и пришли в такие годы, что могли уже, по обычаю отцов, ездить в походы, Торстейн снарядил для сына, Ингемунда, корабль, а Ингъяльд - другой, для сына Грима. "Будьте рассудительны и осторожны, - говорил молодым людям Ингъяльд, - и берегитесь затевать бой с превосходящим в числе врагом. Славнее начинать понемногу и все расти и расти, нежели сделать великое начало и потом опуститься". Ингемунд и Грим поехали вместе, были благоразумны в походе, нападали только в тех случаях, когда находили выгодным, и к концу лета взяли пять кораблей.
Осенью пришли с 20 человеками к отцу Ингемунда, Торстейну, провести у него зиму. Спустя некоторое время Торстейн дал заметить, что он не очень рад зимним гостям, потому что тяготится содержать такую большую толпу. "Ты не должен говорить того, батюшка, - отвечал Ингемунд, - уж лучше тебе попросить с нас за угощение, чего захочешь из нажитого нами добра, и угощать нас так, чтоб тебе была честь от того, особенно когда это делается за наш же счет". - "Смело сказано, - ответила Тордис, мать Ингемунда, - так же сказал бы и отец твоей матери". - "Ты говоришь, как мужчина, - отозвался Торстейн, - и я поступлю по твоим словам". Они прожили у него до зимнего праздника и были угощаемы прекрасно. Потом пошли к Ингъяльду, отцу Грима, и провели у него остальную зиму.
Когда настала весна, лед на водах прошел, зацвели деревья, поднялась трава на полях и суда могли проходить в проливе, названые братья снарядились опять в поход, спустили в воду свои ладьи, провели на море все другое лето, как первое и нажили большую добычу.
К концу лета пришли они в шведские шхеры. Там повстречались с ними другие викинги. С обеих сторон приготовились к бою. Бой кончился уже вечером. Тогда вожди заключили мир, стали назваными братьями и вместе плавали остальную часть лета. Они расстались с уговором съехаться на другое лето и вместе делать набеги.
Вождь других викингов назывался Сэмунд, родом из Норвегии. Он держал путь в Согнефьорд, чтоб провести зиму в отцовском доме. С той же целью поплыли и Ингемунд с Гримом в северную Норвегию и везли с собой много судов и богатства.
Ингемунд воротился к отцу с 60 человеками. "Как полагаешь, брат, - сказал Грим, - думает ли твой отец, что к нему идет столько гостей?" Ингемунд находил число гостей приличным. Торстейн вышел навстречу к сыну, с большой нежностью позвал его к себе, очень рад был его успехам и счастью: "Чем храбрее ты становишся, тем больше я буду уважать тебя". Ингемунд прогостил у отца всю зиму. Он стал гораздо богаче против прошлого года. По обычаю того времени, купцы и викинги, в знак признательности, дарили хозяевам или заставляли их самих выбирать, что понравится. Ингемунд оказался очень щедрым на подарки и вообще жил пышно, что еще более придавало ему значения.
С наступавшей весной названые братья заговорили снова про летние походы. Сэмунд опять встретил их в том самом месте, как было условлено, и они в это лето ездили вместе. Следующие три лета они также делали вместе походы в Западном море и достали себе имя и богатство.
Такова была жизнь на всем скандинавском севере. Когда сыновья достигали 15-го, 18-го или 20-го года, поселянин слал их в море доставать пищу и деньги или собственными силами пробовать себе дорогу в свете, потому что они не все могли быть домохозяевами при одном только отцовском наследстве. В царствование множества мелких королей бесчисленные королевские сыновья из Фьердхундры, Аттунды и Тиундаландии, Седерманландии, Нермке, Остерготландии и других стран не могли принять ничего другого, кроме военных походов, тем более что сыновьям знаменитых людей особенно следовало "упражнять себя в воинских играх, взмахивать щитами, бросать дротики, потрясать копьями, управлять рулями, изведать лезвия мечей и наносить раны".
Не получив опытности в морских набегах, славы и свойств, приличных вождю, сыновья королей и ярлов не имели никакого значения. Кроме того, королевские доходы, приносимые землей, были ничтожны в то время, когда королевств было много и все они были небольшие; всякий король хотел жить прилично, и все наперерыв старались иметь в своей дружине известных храбрецов; следовательно, они ходили на войну за богатством, чтоб содержать пышный и знатный двор и дорогими подарками снискать себе имя и славу государей щедрых и сильных множеством друзей. Благодаря морским набегам сильный Эрлинг Скьяльгсон в Норвегии мог содержать постоянно приличный и многочисленный двор, хотя Олаф Толстый и отнял у него часть ленов, данных ему Олафом Трюггвасоном; Скоглара Тости, одного из самых богатых и замечательных мужей в Швеции, описывают храбрым викингом, который всегда жил в походах; другой известный морской разбойник, Свейн Аслейфарсон, обыкновенно делал поход с весны до Иванова дня и называл это весенним набегом; потом жил дома до уборки хлебы, а там опять ходил в поход до зимы и называл это осенним набегом.
Ярлы, херсиры и богатые землевладельцы обыкновенно сажали на корабли людей из своих домашних; из них же состояли те войска, которыми, по рассказу саг, отцы снабжали своих сыновей, вместе с кораблями. Тем объясняется старинное известие о значительном числе домашних челядинцев, содержащихся большими владельцами на своих дворах, нередко до 30, 60, до 100и более человек; летом они ходилив походы с хозяевами или с их сыновьями. Впрочем, не бывало недостатка и в других товарищах на этом промысле, который, по словам Кетилля Крейда, "подавал добрый повод к приобретению опытности, славы и денег". Всякий, имевший случай и средства достать военные суда, легко находил товарищей и соратников в многочисленной толпе однодворцев, поселян и других людей, высылавшихся для содержания себя на собственный счет, также молодежи, приносившей с отцовского двора только оружие, храбрость да еще жажду военных дел и добычи и ничего не желавшей более, как поступления в дружину начальника судна или всего похода. Оттого-то случалось, что с весны до начала зимы лучшее скандинавское юношество разъезжало по морям все лето от одного берега к другому, ища деятельности и добычи.
Приморские стороны самой Скандинавии вовсе не были безопасны от нападения викингов. Шведские викинги опустошали датские и соседние берега, норманнские и датские отплачивали тем же шведским. Там они вели себя суровее, нежели в других местах.
Сокке, великий викинг, прибыл в Халогаланд на небольшой остров Ульфей. "Здесь, - сказал он товарищам, - мы получим славную добычу, потому что здесь живет богач; сделаем нападение на двор огнем и мечом; все имение нам достанется, а дома и всех жителей сожжем". Ульфейский поселенец, на которого напали, спросил вождя викингов, за что он так обходится с ним. "Мы, викинги, - отвечал Сокке, - не спрашиваем за что, если хотим иметь чью-то жизнь и имущество".
Викинги так разживались после счастливых набегов, что распологали многими кораблями и не боялись вступать в битвы с королевскими войсками, нередко разбивали их, потом высаживались на берега, умерщвляли мирных жителей и брали все добро, которое у них было. При встрече с купеческими судами викинги обыкновенно предлагали купцам два условия: отправиться на берег и оставить корабль со всеми товарами или ждать смерти. Не один раз все викинги предлагали grud, или жизнь, на обыкновенном условии оставить корабль, но нападали беспощадно в тех случаях, когда предвидели выгоду. Они обыкновенно держались в заливах, или бухтах (vikar), и шхерах, выжидая случаев к нападению.
По известиям саг, они часто бывали на берегах Готланда. Тут и Олаф Трюггвасон застиг неожиданно купеческое судно, принадлежавшее Ямтленнингам (жителям Ямталанда), которые хотя храбро сопротивлялись, но Олаф овладел кораблем, избил много людей, взял все имение, потом вышел на землю, получил там важную добычу и перебил всех, кто противился; также и Эйрик-ярл, выходец, пришедший воевать в Швецию при Олафе Скетконунге для обогащения себя и своих людей (он был сыном сильного Хакона ярла, павшего в войне с Олафом Трюггвасоном в Норвегии), сначала поплыл в Готланд, долго находился там в летнее время и подстерегал корабли купцов и викингов, плававших в эту страну, потом пристал к ее берегам, и разорил много мест на приморской стороне; из Готланда он поплыл в Виндландию, повстречался у Штаурена с другими викингами, бился с ними, победил и перебил их; на следующее лето он направил путь в Гардарику, ужасно разбойничал там, местами грабил; он ходил в Альдегьюборг и расположился в его окрестности; взял и разрушил город и перебил много людей; воевал везде в этой стране; посетил Адальсюслу и Эйсюслу, встретил возле них четыре корабля датских викингов, после жестокого боя взял их и умертвил всех, там находившихся. В следующие пять лет он вел такую войну каждое лето.
Глубокие воды, вливающиеся в Гардарику, представляли большое удобство для вторжений и грабежей в окрестностях; не меньше подвержены были нападениям ливонские, куронские и вендские берега, потому что туда и еще в Гардарику направлялись походы, если саги упоминают о викингах, ездивших к востоку (i oestervaeg). И Дания, окруженная со всех сторон морем, испытывала часто нападения и грабежи викингов, разъезжавших в большом числе около островов и между ними. Обыкновенным их пристанищем были также Бохусленские шхеры. Соседние с рекою Готою Бреннэйяр и Эльфваскер описываются в сагах как самые старинные и славные гнездилища викингов. Бесчисленные острова, островки и шхеры, там лежащие, представляли хорошие гавани и места для высадки; притом туда приезжало много купеческих кораблей, потому что на этих берегах торговля началась рано. Часто получали тут богатую добычу.
Впрочем, викинги с высоким образом мыслей нередко оставляли в покое купеческие корабли и лучше всего искали добычу в опасных предприятиях или в кровавых схватках с такими же викингами. Вообще, они считали самой почетной победу над ними; без состязания со своими собратьями по ремеслу, без известности, приобретенной дальними походами и громкими битвами, вожди не получали особенного значения.
Когда Торгейр, норвежский вождь в Наумудале, в Норвегии, советовал жениться и успокоиться своему сыну, Торстейну, многие годы проводившему жизнь морского разбойника, этот отвечал: "Мы еще не испытали себя в бою с другими викингами; хотелось бы, батюшка, чтобы ты указал мне какого-нибудь известного викинга, битва с которым принесла бы мне честь; найду ли себе от того прибыль или смерть, лишь бы оставить по себе достойную память".
Победы над викингами, особенно известными морскими разбойниками, приносили также и выгоду: при этом случае можно было сделать большую добычу в богатствах, награбленных ими у купцов и поселян или нажиться другими военными способами. Если же викинги встречались друг с другом в открытом море, завязывалось дело о жизни. Менялись вопросами, кто настоящий начальник корабля, затем следовали вызовы защищаться либо сдаться другому со всем кораблем и грузом. На крепкие слова не скупились: ответы следовали за ответами в том же духе, как тот разговор, который приводит сага между Асмундом и сыном Кетилля Крейда: "Если хочешь знать, - говорит первый, - кто истинный вождь этих судов, так его зовут Асмунд, сын короля Олафа; а тебя кто послал сюда?" - "Меня, - отвечал Кетилль, - послал король Рольф, сын Геттрика, сказать вам, что он завтра явится сюда и возьмет ваш корабль со всем вашим имением, а вас бросит в пищу волкам, если не отдадите ему всего, что есть у вас". - "Мы знаем, - отвечал Асмунд, - что король Рольф везде известен по его подвигам, но я королевский сын и имею довольно войска; так скажи Рольфу, что сдамся не прежде, пока мы померяемся с ним силами".
Еще горделивее отвечал король Хальфдан норвежскому принцу, Сорле Сильному: "Здесь, может быть, есть кто-нибудь, который не боится тебя, хоть ты, по-видимому, и велик, а все-таки меньше твоих плохих рабов, которые с тобой". - "Мне думается, - отвечал Сорле, - уж не воображаешь ли ты, что слишком добр, начавши разговор со мной; но кто бы ты ни был, мы осмелимя взглянуть на тебя, пока еще живы".
Чтоб показать пример высокого мужества, викинги равняли число своих судов с неприятельскими и остальным приказывали удалиться на время боя. Часто, если только выпадал случай или ожидали боя с превосходным в том числе врагом, викинги ночью относили свое добро на землю и на месте его таскали на суда камни. Бой завязывался еще вдалеке стрельбой из луков и сильно пущенными камнями; при оглушительном крике суда сближались; тогда начиналась собственно сеча "с сильным воплем и гиканьем, шумом и грохотом, с призыванием и ободряющими криками на обеих сторонах". Сильные руки взмахивали секирами и наносили удары, от которых распадались пополам щиты, ломались панцыри, в куски разбивались шлемы. Почетное место было в передней части корабля, у мачты, где кипел главный бой.
Если силы с обеих сторон были равны, морские разбойники не уступали один другому, защищались и нападали с одинаковой храбростью, так что после битвы целого дня победа оставалась нерешенной, поэтому нередко случалось, что вожди, из уважения к взаимной храбрости и искусству владеть оружием, подавали друг другу руки на мир, дружились и потом вместе делали набеги. В случае решительной победы на чьей-нибудь стороне побежденные либо истреблялись все до последнего, именно такие, которые не успели перепрыгнуть за край судна и спастись вплавь, или, что часто случалось, получали мир и безопасность, если сдавались по смерти своего вождя. Победитель осматривал взятые суда, приказывал охранять убитых или бросал их в море, усиливал свое войско уцелевшими людьми павшего вождя, с гордостью плыл назад в свою пристань и делил добычу.
После летней жизни, исполненной разных приключений на море, викинги обыкновенно возвращались к осени домой, проводили зиму на своих или отцовских дворах, пили с родными на зимних праздниках пиво и в веселой жизни истрачивали все нажитое летними грабежами. Другие искали себе жилище на зиму у славных королей, которые с охотой приближали к себе известных бойцов, принимали их с радушием и уважением, давали им у себя приют, за что получали их дружбу. Другие же викинги, закаленные и поседевшие в боях, проводили на море зиму и лето и круглый год не имели другого крова, кроме неба да палубы своих судов. Вожди, располагавшие большими войсками, назывались королями, хотя и не имели клочка земли. Их королевством было море(52). В сагах они носят имя морских королей; у скандинавов это название по праву принадлежало тому, "кто никогда не спал под закоптелой кровлей и никогда не осушал своего рога (кубка) у очага". Они были страшны везде, куда ни приходили. Все прибрежные места подвергались наибольшей опасности, потому что викинги, по недостатку съестных припасов, выходили на ближний берег, и брали силой все для них нужное.
Для прекращения таких грабежей и защиты берегов от нечаянного нападения ставили так называемую Boete- и Strande- Warder, береговую и горную стражу, потому что на горах зажигались костры для предостережения окрестных жителей от неприятельского нападения. Сами короли садились на военые суда для прикрытия своих берегов; для той же цели они договаривались с известными морскими вождями, которые, собравши в набегах значительные силы, часто на некоторое время поступали на службу к королю за богатые подарки или большое жалование и обязывались флотом и войском оборонять его землю от других викингов.
Пока Скандинавия разделялась между множеством мелких королей, не имевших довольно силы для защиты своих берегов и часто воевавших друг с другом, викинги плавали многочисленнее и чаще в тамошних водах, взаимно грабили и разоряли родную страну и искали добычи, где только могли. Но вскоре, посредством завоевания малых королевств, образовались другие, более обширные, под одной верховной властью; их жители из чужеземцев и врагов обратились в союзников; их отдельные выгоды слились в одно желание мира и безопасности. С тех пор всякое разорение, грабеж, даже фуражировки наказывались опалою (изгнанием); верховные короли получили более силы для обороны своих берегов от нечаянных набегов иноземных викингов. Кажется, что тогда берега Скандинавии были менее тревожимы и путешествия в западные и южные страны считались почетнее, потому что представляли поле действий обширнее и обещали больше добычи.
Со всеми этими походами для всей бездомной молодежи открывались обширные виды на приобретение жилищ и собственности на чужбине. Отсюда переселения, наводнявшие запад, восток и юг Европы храбрыми полками северных юношей и служившие отводом беспокойных сил для севера, - переселения, которые продолжались непрерывно целые столетия, потому что новые поколения стремились по следам прежних. Великая цель, бывшая у них в виду, сообщила более благородства их воинской отваге. Они уже являлись для состязания с войсками лучше вооруженными и устроенными и учились одерживать победы не только силой, но также искусством и военной хитростью, равных хорошо рассчитанным походам и движениям. Кроме того, должны были сражаться не только с вооруженными отрядами воинов, конных и пеших, но им приходилось брать укрепленные города, крепости и замки; они узнавали на опыте, что для того употреблялись неизвестные им военные орудия, стенобитные машины, штурмовые башни, лестницы, траншеи; следовательно, эти путешествия были для них училищем, где развивались их природные военные дарования.
Во всех предприятиях, на которые подстрекала их врожденная склонность, много было совершено храбрых дел; самые смелые из них, в продолжение долгого времени, редко приносили что-нибудь больше награбленной добычи; но мало-помалу походы викингов получили вид правильной войны, веденной с более благородной целью завоевания земель и государств. Победа обыкновенно венчала их оружие; успехи укрепляли в них мужество и побуждали на более отважные предприятия.
Викинг, в уме которого всегда гнездились смелые замыслы, избирал что-нибудь одно - победу или смерть. То и другое приводило к цели. Смерть казалась ему путем к бессмертию, жизнь - борьбой для достижения этой цели. Вся его жизнь была сцеплением военных подвигов и приключений; он искал опасностей и считал отрадой одолевать их. Море было знакомо ему с детства; на нем он проводил лучшее время года и жизни; и в душе его отразился великий образ этой стихии: его замыслы получили огромные размеры, его стремления и надежды, подобно океану, не знали границ; с боков корабля он измерял взорами широкий путь, открываемый морем, и, отплывая в синюю даль, пел с Фритьофом про свое путешествие:
Плыву я в холодную бурю,
Пусть мчится мой легкий челнок!
Качаясь с кораблем на волнах, он чувствовал себя довольным и свободным, как птица в воздухе. Встречались невзгоды - он переносил их, не унывая. В бурях, в нуждах, во всяких случайностях он не падал духом и был равно готов на погибель и на счастье. Изведав все превратности судьбы в постоянных походах на море и на суше, привыкнув сражаться с опасностями и полагаться только на себя, он усвоил хладнокровие, присутствие духа и сметливость, выручавшие его в опасные минуты. Ему не знакомо было отчаяние ни посреди волн и утесов, ни в трудных положениях на сухом пути. "Дальний пловец подвергается часто случайностям". - "Но во всякой опасности, во всяком трудном случае все-таки можно что-нибудь присоветовать". - "Только малодушному не помогает никакой совет". - "Удовольствие приносит неполную победу".
Многие подобные изречения, встречающиеся в древних сагах, заимствованы все из живого училища опыта. Не было ничего такого смелого и опасного, на что не решился бы викинг со своим бесстрашием и презрением к смерти. Религия и предки внушили ему правила, что мир принадлежит тем, кто храбрее, что лучше искать славы и чести, нежели доживать до глубокой старости, и что всего славнее жить и умереть с оружием в руках.
Войне от колыбели
Я жизнь свою обрек
Еще ребенку
Мне дал Один
Смелое сердце.
Для храбрых неприлично
При смерти унывать.
Одно храброе дело подстрекало к другому. Из соперничества богатыри морских походов старались перещеголять друг друга в воинских делах. Надобно было сделать чудо для снискания славы на поприще, где подвизалось столько соперников. Здесь причины тех обширных замыслов и чудных предприятий, которые известны нам из истории викингов и воспоминаний, уцелевших о них, особенно в Англии, Франции, южной Италии и России.