Дело было ночью. Мы зажгли обычные в таких случаях навигационные огни (три белых буксировочных и красный-белый-красный: корабль ограничен в возможности маневрировать), "елку", как говорят моряки, и тащили за кормой свою восьмикилометровую сейсмокосу.
Коса представляет собой прозрачную кишку диаметром 10-15 см, на которой с интервалом примерно 200 метров расположены датчики и другое гидрографическое оборудование. Непосредственно за кормой у судна-сейсмика еще располагаются очень мощные пневматические пушки. Задача пушек — выстреливать воздухом высокого давления в дно моря, задача датчиков на косах — принимать отраженные от дна эхосигналы. На основании характера и структуры этих эхосигналов ученые на борту судна определяют размеры нефте- и газоносных пластов на дне моря, если таковые имеются.
Когда сейсмик идет "по профилю" с косой, он обычно не уступает дорогу никому, наоборот предупреждает все суда, чтобы держались от него подальше. С дискретностью примерно минут в 30 на всех известных языках мы передавали по радиостанции УКВ такие предостерегающие сообщения. Краткий смысл которых: "Всем бояться и не подходить, а не то..." Обычно все суда вели себя соответственно. Кроме рыбацких. Рыбаки на наши жалобы в стиле того, что мы, дескать, делаем тут сейсмику вот уже год, и пора бы знать об этом, отвечали обычно так: "А мы тут ловим рыбу вот уже тысячи лет, и вертели вашу сейсмику на наших лебедках!"
В этот раз мы шли себе спокойно по профилю, пока впереди не замаячили огни подозрительного судна. Подозрительного потому, что тоже с елкой. Красный-белый-красный... Ограничен в возможности маневрировать. Возможно, такой же сейсмик... Это похуже рыбаков!
Я, вахтенный штурман, бросился к автоматическому определителю судна (система AIS). Что за черт? Warship... Вояка, и наверняка натовский. Он на меня прет, наверняка против наших подлодок чего-то прокладывает, или снимает, я — на него. Обычно в таких случаях кто-то один должен уступить дорогу. Потому что сход с профиля для сейсмика — это тягчайшее преступление после потери самой косы (стоимостью в миллионы у. е.!). Карается многими тысячами денег для компании и потерей лица для судоводителя. Впрочем, если бы это был такой же сейсмик, пусть и вражеский, я, быть может, и отвернул бы. Но тут — супостат. Самый что ни на есть! Против нас работает! И я на всех известных мне языках, включая матерный, начал прогонять проклятого империалиста с дороги.
Как и водится у натовских вояк, он не отвечает, но прет на меня. Уже виден силуэт в ночи. Размером с моего "Академика", но наверняка с пулеметами! Против моих аварийных ракетниц. Но мы же в тельняшках! Я решил: не уступлю нипочем, пока на столкновение не пойдет. Вражина уже даже отвечать начал. И тоже не уступает, тоже видать, лицо боится потерять... Начал уже требовать, чтобы я капитана разбудил. А я говорю — капитан отдыхает, а я первый начал тебя звать — уступай! Если бы был день, мы бы разобрались с врагом просто. Спустили бы скоростной катер, проехали бы мимо борта, прочитали название, и на всё Северное море вызвали бы его по секретному имени на борту. Очень натовцы этого не любят, даже жалуются куда-то там в Брюссель по этому поводу. А у нас это своего рода спорт. Но тут ночь, катер не спустишь.
Натовец уже чуть ли не умолял пропустить его, но дело пошло на принцип, и я отвернул для порядка, конечно, но так, чтобы профиль не загубить, а супостату пришлось полностью прервать свой "профиль"... Представляю, на сколько миллионов баксов нагрели мы их министерство обороны! Я уж не говорю про потерю их натовского лица…
Сергей Тимофеев