Last Virgin [Многабукафф]

Он мог часами валяться на кровати, подложив сцепленные руки под голову, и пялиться в потолок. Глаза при этом были настолько пусты, что любому постороннему человеку сразу на ум приходила мысль о том, что не все грибочки одинаково полезны. Особо следует выделить принимание Герой гигиенических процедур, то есть поход в душ.
Когда он заходил в ванную и закрывался, время останавливалось. Вы могли умереть от жажды в случае отсутствия питьевой воды в чайнике либо истечь кровью от царапины, которую нет возможности промыть. Геру в дУше это не колебало никаким образом.
Поначалу соседи пытались колотить в дверь и орать дурными голосами. Стойкий оловянный солдатик Гера не реагировал никак.
Однажды Степан в нафаршированном водкой состоянии даже выломал хлипкую щеколду. Гера стоял в ванной под душем с закрытыми глазами и медитировал. После этого его решили оставить в покое и только взяли клятву не принимать душ, пока в блоке есть живые люди.
Степан с Кривым бегали по бабам, а Гера слушал БГ и читал Кастанеду. И это было неправильно. По крайней мере с точки зрения Степана. Он долго, но безуспешно пытался выволочь его на промысел сексуальных развлечений, а Гера только загадочно улыбался и надевал наушники.
- Наверное, он ещё девственник, - высказал как то предположение Кривой.
С этим было трудно поспорить. Степан сей факт воспринял как личное оскорбление и удар по собственной репутации. В конце концов, Гера был его соседом по комнате. Решение быстро придумал Кривой:
- Надо ему бабу подогнать. Чтоб она его трахнула. Может хоть в человека превратится.
Вариант был достаточно простым и, в то же время, обещал стать весьма забавным. На том и порешили.
Вскорости подвернулся замечательный повод - Гере стукнуло 20 лет. Он привёз по этому поводу из дома несколько банок тушенки, купил 5 бутылок водки и кораблик веселящей мечты ботаника.
На днюху не приглашались посторонние, все были только свои. В качестве основного подарка Степан и Кривой привели Олю, которой была поставлена святая задача - трахнуть Геру. Для этой цели была предварительно освобождена от людей и грязных носков соседняя комната.
Празднование проходило очень органично и весело. Гундос бренчал на гитаре, Степан уверено поедал тушеную картошку со свинятиной, запивая её попеременно то пивом, то водкой. Гера с Кривым больше налегали на косяки, а Оля, быстро опьянев, то пыталась потанцевать, то поорать в унисон с Гундосом какую то песню.
Когда же она упала на диван рядом с Кривым и, тяжело придыхая, схватила его за яйца, тот понял, что настало время «Ч». Он быстренько выволок её в соседнюю комнату, пинком придал направление в сторону кровати и со словами «Раздевайся! Быстро, бля!» ускакал обратно.
Взглянув в искрящиеся глаза Кривого, Степан понял всё и быстренько проглотил, не жуя последний огурец. Они уселись по обе стороны от Геры, пытаясь сфокусировать его мутный взгляд на одной точке, посредством вращения головы руками в соответствующую сторону. Получалось хреновенько. Гера на удивление быстро понял своё счастье и суть подарка, не прошло и получаса. Он даже не сопротивлялся, когда Степан и Кривой под белы рученьки вывели его в предбанник и поставили перед дверью в комнату, где томилась нечеловеческим ожиданием Оля.
Об этом томлении говорили доносящиеся сквозь фанеру похрюкивания, должные изображать битловский «Йестердэй» в весьма хамском и нетрезвом исполнении.
- Ну, ты Гера таво… - торжественно произнёс Степан, - Давай, не подведи!
Дверь открылась и последний девственник общаги пошатываясь скрылся в сумраке комнаты. Кривой показал большой палец и уселся прямо здесь же на пол, дабы покурить и обсудить со Степаном шансы на «с кем бы по*бацца сённи вечером». Но не успел он сказать даже слово «х*й», как дверь неожиданно открылась.
На пороге появился Гера со стеклянными глазами. Смотря в пространство перед собой как Матросов в амбразуру фашистского дзота, он уверено перешагнул через длинные ноги Кривого и вошёл в свою комнату. Там он за секунду спроворил косяк и затянулся.
В глазах Степана и Кривого ох*ели даже зрачки. Степан отупело поднял руку к глазам и взглянул на часы:
- х*ясе, 25 секунд, сержанты отдыхают.
Кривой поднялся с пола, подошёл к Гере и уселся рядом с ним на диван. Тот меланхолично протянул ему цигарку. Кривой затянулся.
- Гера, ты чего? Ты уже всё??? Так быстро???!!!
Гера ненадолго (минуты на 3-4) задумался и посмотрел на Кривого. Глаза у него были такие же грустные как у Кота в Сапогах из второго Шрека. Он помотал головой и сказал:
- Не-а… Просто у неё…. Там… селёдкой пахнет!
Последние 2 слова были произнесены одновременно громким и жутким шёпотом:
- А я селёдку с детства ненавижу… - после этого Гера отвернулся и, печально вздохнув, в одну тягу докурил пяточку.
- Гера бля! Ты что, нюхать её ходил???!!! - выпалив эту замечательную фразу, Кривой вскочил и резвым шагом направился в соседнюю комнату, бормоча себе под нос, - Сука паршивая, подмыться не могла по-человечески!
Ещё через несколько секунд он уже волок голую и слегка упирающуюся Олю по направлению к ванной. Степан с интересом последовал за ними, дабы в случае чего помочь Кривому во всех его добрых начинаниях.
В ванной комнате происходило следующее. Кривой своими могучими ручищами поднял Олю и усадил её прямо в ванну. Он решил не утруждать себя подбором подходящего температурного режима воды и сразу врубил на полную холодный душ. Олькин организм немедленно содрогнулся, глаза вылезли из орбит, рот открылся, но звуков издать уже не успел, ибо Кривой предусмотрительно направил в него пахнущую хлоркой струю.
Девушку это немного протрезвило. Кривой же снял с крючка мочалку и начал её сосредоточено намыливать. Степан наблюдал за всем, прислонившись к дверному косяку и задумчиво жуя бутерброд. Потом он на некоторое время исчез и появился уже с ёршиком для бутылок, который он тут же начал поливать гель душем из флакона с надписью «DOVE». Непонятно почему, но именно это привело Ольку в состояние полнейшего ужаса, и она, забыв о холоде, обеими руками вцепилась себе между ног. При этом она глядела на ёршик, как кролик на удава, мелко всхлипывала и энергично мотала головой.
Кривой заметил эту разительную перемену в её поведении и попытался понять, чем она вызвана. Увидев средство для мытья стеклотары в руках Степана и его же тревожные глаза, он сначала наморщил репу, а потом сполз по стене в конвульсиях на пол. Только через несколько минут он смог внятно произносить слова:
- Слышь Степан, нуевонах… Не надо… И так вымоем! Гыгыгыгы….
Степан пожал плечами и меланхолично повесил ёршик на крючок для полотенец, чтобы он, однако, находился в поле зрения Оли. При чём сделал он это, многозначительно на неё поглядывая. Оля поняла его правильно. Она тут же выхватила из рук хрюкающего Кривого мочалку и начала остервенело себя намыливать, особое внимание уделяя интимным местам. Ещё через несколько минут она, ополоснувшись уже тёпленькой водичкой, заискивающе спросила:
- Может подбрить… там?
Нахмуренный Степан внимательно посмотрел на её междуножье и важно кивнул. Тут же была выдана бритва Жиллетт, принадлежавшая Гере. Кривой наконец успокоился. Он притащил Ольке Герино полотенце, а сам рысью побежал сообщать имениннику, что подарок вновь готов к употреблению.
Однако здесь его ждало полное разочарование. Гера лежал на кровати, сжимая в руках пустой стакан, пуская слюни и похрапывая. Минут 10 Кривой со Степаном пытались привести друга в состояние боевой готовности. Всё было напрасно. Не помогла ни холодная вода, ни дружеские пинки, ни громкие крики «Вставай скотина, тебя ждёт вагина!». Гера спал сном праведника.
Олька, завёрнутая в полотенце, стояла здесь же и с интересом смотрела на происходящее. В конце концов и Степан и Кривой устали и уселись на диван с сигаретами.
- Вот же сволочь, - грустно констатировал Кривой, - Вот так и старайся для друга.
Степан на это только философски пожал плечами и зевнул. Кривой ещё раз глянул на замершего в позе пьяного зародыша Геру и вздохнул. Потом он крякнул, встал и подошёл к Оле. Он осмотрел её с видом бывалого цыгана, выбирающего лошадь, взял за руку и потащил в соседнюю комнату.
Последние его слова, которые Степан услышал из-за захлопывающейся двери, были:
- Ну не пропадать же добру!
А Гера продолжал спать и видеть сны…

Апплодисменты