Полковник курил жадно, привычно пряча огонёк трофейной сигареты в заскорузлую ладонь.
- бл*дь, из чего их немцы делают? Из капустного листа или из говна лошадиного? Не берёт. Махорочки бы.
- Да откуда ж, тащ полковник? Спасибо, хоть это взяли. Ну, как там с картой, ясно что-нибудь?
- Тут по - эстонски написано, что ли. Ни хрена не понятно.
- Я же говорю, это полицаи были, подстилки фашистские.
Час назад их странная группа из одиннадцати человек взяла на шоссе две машины. Всех трофеев – карта и яркая пачка сигарет. Оружия нормального у полицаев не было – пистолетики, да и нападения они явно не ожидали. Так что всех делов – на полминуты.
Но ясности это не добавило. Из всей группы никто не помнил, как оказался в этом промозглом лесу. Общее было одно – принадлежность к подвижному отряду 8-й армии, и последние воспоминания, связанные с участием в штурме Таллинна в сентябре сорок четвертого. А дальше – провал, темень.
- Слушай, капитан, может нас того… Усыпили. А потом сюда закинули сонных.
- На хрена, тащ полковник?
- Ну, это. Задачу боевую выполнять. Диверсию какую-нибудь. А со снотворным переборщили, мы и забыли, чего делать.
- Без рации? И потом, вы замкомдива, я парторг, Леночка Варшавская - медсестра. Ладно, Куликов – пехота, и сержант этот, как его… Какие из нас диверсанты? Чушь.
- Сам понимаю, что чушь. Не по себе мне, тошно как-то. Канонады не слыхать, авиация куда-то делась, небо чистое. Будто война вообще кончилась.
- Может, на восток пойдем? Должны же мы к своим выйти в конце концов.
- Нет, капитан. У меня чувство такое, что здесь наше место, и здесь наша задача. Смотри, это вот что нарисовано? Нефтехранилища портовые?
- Вроде. Точно, похоже, они.
- Ну, вот такой будет боевой приказ. Взрывать их будем к едреней фене.
***
И дедушка, и отец Урмаса были крестьянами. Каждую весну они выходили в поле и выковыривали из сырой глинистой земли тяжелые булыжники, укладывая их по границам пропитанного солёным потом участка – иначе его было не вспахать. А на следующую весну всё повторялось снова – как только сходил снег, обнажались белые камни, похожие на черепа бесчисленного воинства, погибшего когда-то в грандиозной битве.
- Папа, они когда-нибудь кончатся, эти булыжники?
- Никогда, сынок. Наша земля – трудная, она рожает камни из своего нутра. Но это – наша земля, и другой Господь нам не даст. Он испытывает нас, и только тот, кто терпелив и трудолюбив, может называться эстонцем.
А тёмными зимними вечерами папа, латая вечно рваную рыбацкую сеть, ломающуюся от соли, рассказывал Урмасу старые легенды. О великом богатыре Калеве, о его верной жене Линде и их славном сыне Калевипоэге. И о том, как в молодости он побывал в столице Империи, а усатый полицейский не пустил его в красивый парк, где гуляли нарядные дамы.
- Собакам и чухонцам нельзя, здесь для чистой публики. Понял, белоглазый?
Потом в Таллин пришли русские, началась война, заявились немцы, снова русские… Вся эта круговерть проносилась мимо – работы у крестьянского сына Урмаса меньше не становилось.
Когда Советы вернулись, хутор забрали в колхоз. Но земля всё так же весной выдавливала из себя камни, только увозили их не на телеге, запряженной полудохлой лошадью, а на тракторном прицепе.
Дочка Урмаса уехала в город, стала врачом. Когда он вышел на пенсию, то перебрался в Таллин, но без работы не мог – устроился сторожем на очистные сооружения на озере Юлемисте, питающем столицу водой. Там и жил в маленьком домике.
В девяносто первом вся республика, упиваясь свободой и чувством небывалого единства, любовалась трёхцветным флагом на Длинном Германе, сменившем ненавистный красный с морской волной понизу. Урмас поглядел на плачущую от счастья дочь и спросил:
- А камни так же будут лезть из земли?
- Папа, ну причём тут камни?! Как был ты крестьянином, так и остался.
- Значит, будут.
***
ТАЛЛИН, 22 июня 2007 года.
Обстановка в республике продолжает накаляться. По сообщениям официальных источников, сегодня в четыре часа утра, на 32-м километре Нарвского шоссе, было совершено вооруженное нападение на полицейский патруль. Погибли семь сотрудников Департамента полиции, один тяжело ранен, сожжены две машины. По словам выжившего, нападавшие были одеты в форму и имели оружие советских солдат времён Второй мировой войны.
Представитель «Ночного дозора» заявил об имеющейся у него информации о готовящихся массовых арестах русскоязычного населения. Поисковые группы «Дозора» в окрестностях Таллина пытаются обнаружить останки 11 советских солдат, извлеченных в мае из захоронения у «Бронзового солдата»…
***
Дочка с мужем уехали на выходные в Швецию. В городе было неспокойно. Внучку Урмас забрал к себе.
Вечером он укрыл её мягким одеялом, погладил светлые волосы широкой, всё ещё крепкой ладонью. От Аннеке пахло очень вкусно – парным молоком и солнцем.
- Дедушка, расскажи мне страшную сказку. Про Ярвевана хотя бы.
- В нашем озере Юлемисте живёт озёрный старик, Ярвевана. Вместо волос у него – водоросли, вместо одежды - рыбацкая сеть. Каждый Новый Год он выходит из озера и спрашивает у таллиннских мастеров: «Стучат ли ваши молотки? Закончили ли вы строить город?». И если узнает, что город больше не строит новых домов, то прикажет водам озера обрушиться на Таллин и затопить его. Сделать это нетрудно – ведь озеро расположено выше города.
- Ну, это не страшно. У нас всё время что-нибудь строят. Вот в мае девочки в школе рассказывали ужасную историю. Будто по ночам по городу ходит Бронзовый солдат и спрашивает всех, кого встретит, как ему пройти на Тынисмяги, где он раньше стоял. И кто по-русски не понимает, тех душит бронзовой рукой! А ещё с ним ходят одиннадцать мертвецов!
Урмас крякнул и растерянно почесал подбородок. Другое время – другие сказки.
- Вообще-то этот памятник скульптор лепил с эстонского сержанта. Так что, наверное, по нашему он говорит.
За окном громыхнуло. Странно, старый ревматизм грозу не предсказывал…
- Дедушка, что там за свет? Пожар, что ли?
Урмас повернулся к окну. Сердце заныло от плохого предчувствия. По небу гуляли сполохи.
- Пойду, посмотрю. Спи.
Урмас торопливо обошел дом. С озера тянуло сыростью. Ночное небо на севере, над морским портом, заливало оранжевое зарево, с каждой секундой набирающее силу.
Урмас вздрогнул – послышались шаркающие шаги, резко запахло рыбой и тиной.
По дорожке от озера ковылял старик. Рыжие отсветы выхватили из темноты нелепую фигуру, кутающуюся в мокрую рыбацкую сеть, застрявшую в зелёной бороде серебристую чешую.
- Ярвевана?! Ты куда? До Нового Года ещё далеко.
- Я не буду жить в городе, по которому бродят неуспокоенные души воинов. Это не город – это разворошенное кладбище. Нехорошо это. Не по-людски.
- А озеро?!
- Я освободил воду. Пусть поступает, как хочет. Эстонская земля рожает камни, но не любит отдавать кости.
Со стороны Юлемисте дохнул ветер. Тяжелая серая вода пришла в движение. Долгими веками мечтала она обрушиться на город…
***
Гудящее нефтяное пламя вздымалось на добрую сотню метров, поджаривая звёзды.
- А ты молодца, капитан. Знатный фейерверк устроил.
- Ну так! Помню, в сорок первом под Волховым…
- Смотрите! Из наших, что ли? Эй, земеля!
Перед ними стоял высокий солдат в плащ-палатке. Плящущий огонь отражался на бронзовом лице.
Солдат глазами пересчитал группу, поправил на плече ППШ, довольно кивнул: все одиннадцать здесь.
- Ну что, братишки, пошли, что ли.
Повернулся и зашагал в сторону Тынисмяги.