Он писал картины. То есть, был художником. А точнее, он считал себя художником. Потому что, закончил специальный колледж. Стоили это недёшево. И вот теперь, он поехал в Париж и приготовился к славе. Увидеть и умереть, но.
В его случае, пожалуй, от голода. Да и из квартиры его уже собирались выселять за неуплату. Впрочем. Какую там квартиру. Мансарду под самой крышей, где был мольберт, краски и кровать с маленьким столом. И всё.
Но за это надо было платить. А его картины были бездарны, скучны и невыразительны. И хозяин галереи, куда он повадился ходить, обещал. Спустить его с лестницы если он увидит его ещё хоть раз. А верить хозяину было можно. В прошлом, он был известным боксёром. Вот такой нонсенс, дамы и господа. Боксёр- любитель и знаток живописи. И между тем.
Жан, как сам называл себя горе-художник, стал посещать. Гадалок, экстрасенсов, колдуний и прочую прослойку рабочего люда, живущего в этом городе за счёт оболванивания наивных и легковерных. Куда и ушли все последние деньги. После чего, он вспомнил что мама в детстве, учила его молиться. Он и стал это делать. Как умел. Обещая каждый раз Богу поверить в него, пожертвовать денег и вести правильный образ жизни.
Если тот поможет ему писать картины и продать хорошо. И как вы понимаете, совершенно безрезультатно. И тогда он пошел в один собор. Кажется, в собор Парижской Богоматери. Что в восточно части острова Сите в четвёртом округе.
Но войти не решился. Он остановился на паперти и стал вспоминать, как правильно креститься. В голову ничего не шло. То ли, сверху -вниз и справа-налево. То ли слева-направо и сверху- вниз. В это время, выходящие бабульки стали подавать ему мелочь. И он стал брать её и кланяться благодаря их, а потом.
Вдруг затрясся и заплакал. Так ему стало плохо и так захотелось домой. И так понятна стала своя бездарность и слова. Сами полились у него в голове. И безо всяких обещаний Богу за помощь. Просто так. А в конце ещё и спасибо сказал. А по дороге домой взял свежих булочек и бутылочку красного вина, утром.
Проснувшись с небольшой головной болью и решимостью уехать домой, он.
Посмотрел на свой мольберт, который стоял у единственного окна. Рядом с ним на единственном стуле сидел.
Невысокий человек в белой свободной одежде. Волосы его были седы, а лицо. Словно в паутине. Так оно было испещрено морщинами. Позади за спиной. Были сложенные большие белые крылья.
Жан уставился на существо на стуле глазами полными изумления. Он схватился за бутылку и решил опохмелиться.
Ангел усмехнулся.
-Не поможет. Сказал он. Ты ведь всё вчера выпил.
-Вот ведь незадача. Усмехнулся Жан. Ты мне снишься или это у меня после выпивки?
-Ни то, ни другое. Ответил Ангел. Ты вчера просил помощи. Вот и было решено тебе помочь. А я Ангел, который для этого прибыл.
-Как- то ты не очень хорошо выглядишь. Усмехнулся Жан. Помятый ты, какой-то.
-Это, да. Согласился Ангел. Вот в этом то всё и дело. Я ведь особый ангел. Из тех, которые долго не живут. Я тот ангел, который слышит ежесекундно и видит все страдания животных, которых вы люди мучаете. Эти картины и звуки страдания, бесконечно с бешенной скоростью проходят через меня. Вот поэтому мы долго и не живём. Сгораем, как говориться, на работе.
Причём, буквально. Даже Ангелы не могут выдержать столько боли и муки.
Поэтому я и пришел, чтобы показать тебе.
-Что ты можешь показать мне? Усмехнулся Жан. Что ты можешь? Если ты просто кажешься мне. Неужели ты подумал, что я поверил в тебя?
Ангел тяжело вздохнул и встав со стула подошел к лежавшему Жану.
-Прости меня. Сказал ему Ангел и заглянул в глаза и Жан. Увидел небесно - голубые белки и бесконечно черные зрачки. Он хотел отодвинуться, но было поздно.
Ангел положил ему руку на голову и тут.
Его всего заполнили стоны, крики, плач и визг, а в мозгу вихрем понеслись картинки умирающих котов, собак, птиц и всякой другой живности.
Жан задохнулся. Воздух густыми комками проталкивался в горло, царапая его. Голова раскалывалась и казалось, сейчас вот-вот взорвётся. Он упал на пол и застонал, схватившись руками за голову. Его тут-же вывернуло наизнанку.
Когда Жан пришел в себя, Ангел опять сидел на стуле.
-Прости, сказал он. Я не хотел тебя мучить. Это только один процент из того, что я вижу всё время.
Но теперь ты будешь постоянно слышать и видеть. И может быть, станешь другим человеком.
-Погоди, погоди. Возразил Жан. Я не это просил. Не хочу. Забирай назад. Оставь меня в покое, но.
Седой Ангел исчез. Просто растворился в воздухе. Как будто, его и не было.
Жан встал и мотнув головой, попытался стряхнуть мысли и воспоминания. Потом подошел к мольберту и взял кисть в руки. После чего простоял полчаса, тупо уставившись в пустой холст. Ничего. Ровным счётом ничего.
-Обманул. Естественно, обманул. Сказал он вслух. Ничего этого не было. Никогда больше не буду брать красное полусухое и тут.
Голову заполнили незнакомые звуки. А перед глазами поплыли картины.
Жан схватился за голову и выскочил на улицу. Он подумал, что может быть там удастся избавиться от всего этого. Он шел по вечернему Парижу, заливаемому весенним дождём. И ничего красивее на свете не было. Огни фонарей зажигались, высвечивая самый красивый город на Земле, но.
Жану было не до красот. Тысячи голосов в голове кричали, стонали, плакали. Они отчаянно мяукали, лаяли, выли и пищали, цепляясь за жизнь и ожидая помощи, а перед глазами.
Жан видел так. Будто это происходило прямо перед ним. Он шел, натыкаясь на вечерних прохожих и те. Шарахались от человека, стонавшего и державшегося двумя руками за голову. Жан говорил что-то и прохожие. Думали, что он сошел с ума или напился. И тут.
Жан застыл. Прямо посреди дороги, где мчались машины включив фары и разбивая струи дождя. Сидел маленький котёнок. Не отдавая себе отчёта в том что он делает. Жан.
Бросился через дорогу уворачиваясь от отчаянно сигналивших авто. Он подхватил малыша и прыгнул на тротуар. Где упал и больно оцарапал правую руку.
Когда он вернулся домой, то первым делом стал объяснять малышу, что есть особо нечего. Он сварил суп из концентратов и накрошил туда кусочки черствого хлеба. Так они и поужинали. Жан из большой тарелки на столе, а маленький котёнок из маленькой тарелочки, стоявшей рядом с большой, а потом.
Жан взял малыша на руки и стал вытирать старым полотенцем и тут.
Он заглянул ему в глаза и крики в голове.
И крутящиеся картинки. Мгновенно исчезли. Поражённый Жан встал и держа котёнка в левой руке на полотенце, подошел к мольберту. Он взял в правую руку кисть и взглянул на пустой холст, освещённый небольшой лампочкой под потолком и светом фонарей с улицы.
С холста на него смотрели. Глаза. Тысячи глаз. Полные муки, надежды, боли, страха и безнадёжности. Поднятые вверх лапы молили о пощаде.
Когда Жан очнулся, было утро. Он посмотрел на холст и вскрикнул от изумления. Маленький котёнок, который всё это время так и проспал у него на левой руке, сонно потянулся и мяукнул.
С холста на Жана смотрели. Они. Те, кто кричал от боли и страха у него в голове.
-Господи, сказал Жан, неужели это я нарисовал.
Он схватил непросохший холст и положив котёнка на кровать.
Помчался в галерею. Где естественно столкнулся носом к носу с хозяином, бывшим боксёром по имени Дортуа.
Дортуа вытащил из рта незажжённую сигару и в крепких выражениях объяснил Жану, что если он, бездарная скотина, тратящая его время не исчезнет мгновенно, то.
Сломает ему челюсть и правую руку, чтобы он больше не думал, что он художник и не марал бесполезно красками холсты. Но Жан.
Схватил стул и повернув его спиной к хозяину галереи. Поставил картину.
Тот мельком взглянул на неё и. Замер. Сигара выпала из его губ, но. Он не заметил этого. Он так и стоял с раскрытым ртом, а потом. Ни слова не говоря, осторожно взял полотно и пошел в свой кабинет.
Откуда Жан вышел с пачкой франков в руке. И вечером у них с котёнком был настоящий пир. Они ели всё, что было на маленьком заваленном вкусностями столе, а потом. Уснули рядышком. И в эту ночь, страшные крики и видения не мучили Жана.
Картину хозяин галереи повесил в самом углу. Ему хотелось не мешать известным художникам, и он решил посмотреть, как отреагируют на неё посетители и покупатели, но. Конечно не ожидал того, что произошло.
Через час, все посетители, оставив остальные залы столпились в углу возле высокого вертикального холста. Написанного в совершенно неизвестной им манере. И с него на них смотрели.
Глаза, глаза, глаза, а из глаз.
Лились боль, надежда, страх и безнадёга. Крик вырывался из открытых ртов.
Они стояли в абсолютной тишине. Не замечая, что в правой руке у каждого был бокал вина. Не замечали они и слёз, текших по их щекам.
-Нет! Нет!! Господи!!! Нет!
Вдруг закричала одна женщина. Она выронила бокал и закрыла лицо руками.
-Так нельзя писать. Так совершенно невозможно писать. Это же невозможно видеть, столько муки. И она.
Вылетела из зала заливаясь рыданиями.
Ценители живописи и коллекционеры посмотрели друг на друга и бросились разом наперегонки к кабинету директора, вытаскивая набегу портмоне и чековые книжки.
Теперь жизнь Жана делилась таким образом. Завтрак, поиски и спасение бездомных кошек и собак, обед, работа до утра. Спал он урывками. Во – первых, он просто боялся спать, потому что ночью. Они приходили к нему и заглядывали в его глаза. И он просыпался от собственного крика и тогда.
Он обнимал спавших рядом котов и собак, и они заглядывали в его глаза и боль.
Отступала и тогда. Он спокойно засыпал, а точнее. Забывался коротким сном.
Он теперь не жил в мансарде. У него было достаточно денег на счету, а дома. По всем диванам и креслам валялись пачки купюр. На его картины была очередь на годы вперёд и суровый хозяин галереи. Давно стал единственны другом Жана. Да, да.
Вы конечно можете мне не поверить и сказать, что его интересовали только деньги. Но я уверяю вас, что это было не так.
Дортуа действительно привязался к этому странному человеку и частенько заходил к нему в большой дом. Который сам и помог снять, а вернее, купить. Там они и коротали вечерние часы за разговорами, а утром.
Утром парижане. Видели невысокого человека, одетого в поношенную одежду с большой тележкой из магазина. Жан нагружал её едой для людей и животных, одеждой, лекарствами и много ещё чем. Он шел кормить и помогать.
И на вопросы он не отвечал, а странно как-то улыбался и бормотал что-то, про глаза, которые кричат. Всегда кричат и парижане.
Назвали его, Юродивый Жан. Они смеялись ему вслед и свистели, но.
Клошары Парижа. От моста Пон – Нёф, до площади Пляс – Пигаль, называли его иначе.
Они называли его, Святой Жан. И так-же думали о нём все собаки и кошки, для которых он купил большой особняк и устроил там приют. Клошары приходили туда. Они могли совершенно бесплатно жить там, есть и спать, а единственное условие было. Ухаживать за бездомными животными, которые теперь там жили.
И когда очередным ненастным дождливым утром, Жан шел по спешащему Парижу. Бездомны и нищие встречали его и улыбались. Они были рады не только куску хлеба, новой куртке и колбасе. Они верили от всей души, что Жан, это ангел во плоти, который спустился на землю, чтобы скрасить их тяжкие дни. Они улыбались ему и прижимали к груди руки Жана и тогда.
Бесконечные крики полные ужаса, замолкали в голове Жана и наступало блаженное безмолвие, а однажды.
Маленькая старушка. Остановилась и спросила одного клошара.
-Вы не подскажите, любезный. Это ведь тот самый Юродивый Жан?
- Не знаю я такого. Ответил ей старик, смотря Жану вслед. Не знаю. Я знаю, Святого Жана. И это он.
Старушка побежала и догнала Жана.
-Молодой человек. Сказала она. Не соблаговолите ли вы остановиться и оказать мне честь? Я так давно вас жду и Жан.
Остановился и повернулся к старушке.
-Мне скоро в дорогу. Сказала она. Мне не страшно. Вся моя семья давно уже там и они ждут только меня, но я. Очень прошу вас. Положите мне на голову свою руку.
Жан страшно смутился. Но отказать старой бабушке, с лицом, изборождённым морщинами он не смог и подняв правую руку. Он положил на её голову и вдруг.
На мгновение. Только на мгновение. Старое лицо женщины исчезло и вместо него. Возникло лицо молодой прекрасной девушки, ждущей своего возлюбленного.
Жан шел по улице, удаляясь. А старая женщина смотрела ему вслед и её губы шептали.
- Святой Жан.
Жан прожил ещё десять лет. Всё-таки, дамы и господа. Душа человеческая не может вынести такого количества муки и боли. Она не приспособлена для такого количества страданий, если видеть их ежесекундно. И сердце не приспособлено. И он сгорел. И сердце его сгорело в этом адском огне. И душа.
А когда Жан умирал в больнице Сен-Жозеф. Его руку держал единственный друг, который все эти годы был рядом. Тот самый бывший боксёр и хозяин галереи. Он плакал и тяжелые слёзы капали на его пиджак.
Жан открыл глаза и улыбнулся и будто. Свет в палате стал ярче.
-Друг мой. Сказал Жан. Друг мой. Надо смотреть им в глаза и тогда. Тогда, боль уходит. И ужас отступает. И тьмы больше нет.
И умер, но. После него остались сотни картин. Которые вы не сможете купить, потому что. Они хранятся в частных коллекциях и стоят баснословные деньги. Хотя.
Хотя говорят, что не все могут на них смотреть. У некоторых не выдерживают нервы и сердце.
А вы не ищите среди святых в Париже Святого Жана. Он ведь не умел креститься и даже молитв не помнил. Но клошары. Помнят его. И называют своим святым. И рисуют его профиль на парижских мостах. А на небе.
На небе, говорят. Среди Ангелов, появился ещё один. Но его имя я вам не скажу.
Пусть это будет, нашим секретом.
И памятью о простом художнике, по имени Жан.
Святой Жан.
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО