Многим известно то, что в 1939-1951 годах Япония высказывала территориальные претензии на часть Антарктиды. Может кому-нибудь это и напоминает ситуацию с заморскими колониями Польши, но в данном случае за претензиями стояла целая экспедиция, поднявшая в Антарктиде японский флаг.
Условно можно разделить все экспедиции к самому южному континенту на три волны: до 1900, 1901-1908 и с 1910 где-то до конца т.н. «героического века» (1922). Японская как раз относилась к последней группе.
В 1909 году, когда лейтенант в отставке Сирасе Нобу начал собирать команду для эпичного похода, идея о покорении не просто Антарктиды, но Южного Полюса просто витала в воздухе среди представителей высшего и не очень общества разных держав. Вообще, на начало века оставались непокоренными Южный и Северный полюса. Поначалу Сирасе хотел покорять именно последний, но, когда Фредерик Кук и Роберт Пири с небольшим промежутком заявили о достижении самой северной точки планеты, отказался от этих планов.
Лейтенант запаса Сирасе Нобу. Сразу бросаются в глаза орден
Восходящего Солнца и медаль за Русско-японскую
Восходящего Солнца и медаль за Русско-японскую
Деньги на экспедицию пришлось собирать всем миром. Государство не участвовало в финансировании – сыграло свою роль противоборство двух могущественных политиков. Кацура Таро, премьер-министр и глава прогрессистской партии отказался поддержать своего противника – маркиза Окуму Сигэнобу (в то время он отошел от политики, занимался общественной деятельностью – например, был председателем Ассоциации поддержки антарктической экспедиции). В итоге была объявлена общенациональная подписка для сбора средств (всего в ней приняли участие более десяти тысяч человек).
Очевидно, что таким образом набрать необходимое количество денежек было крайне проблематично – средств катастрофически не хватало. Экспедиционный корабль сделали из старой рыболовецкой шхуны, обшив ту листами металла. В длину этот эрзац-корабль составлял 30 метров, имел водоизмещение в 204 тонны. Судно было парусным, но имело вспомогательную паровую установку (тоже не сильно мощную – 18 лошадиных сил). Это чудо получило название «Кайнан-мару», что означает «Освоение юга».
Провианта было закуплено впритык (не буду приводить цифры, дабы никого не утомить, однако особо любопытные могут найти и, исходя из норм потребления в сутки на человека, посчитать распределение). Именно стесненность в средствах и малые размеры судна заставили сделать лейтенанта Сирасе, пожалуй, самое удачное решение подготовительного этапа – вместо лошадей взяли 30 лаек.
"Кайнан-мару"
Эта история заслуживает отдельного упоминания – ведь каюров японцы набирали из сахалинских айнов. Собаками же были курильские ездовые лайки. Лейтенант Сирасе (получивший это звание во время Русско-японской) зимовал на Курилах, некоторое время жил на Сахалине, и справедливо полагал, что тут можно набрать часть команды. Осенью 1910 года в айнской деревне Очихо (нынешнее село Лесное Корсаковского района) двое местных жителей собрали в путь сразу 30 ездовых лаек убыли в неизвестность.
Вообще, подбор экипажа – едва ли не единственная часть подготовки, проведенная на совесть. Антарктическая экспедиция, наполненная непрерывным превозмоганием, должна была показать всему миру крепость самурайского духа. Набирали исключительно бессемейных, дабы в случае чего не множить количество вдов и сирот. Контракты, для пущего пафосу, подписывали кровью. Широко известна история про косточки маринованной сливы – это было одним из испытаний для попадания в команду (путешественники должны были подготовиться к употреблению насквозь промерзшей пищи).
И вот, после долгого периода подготовки, 29 ноября 1910 года «Кайнан-мару» вышел из Иокогамы, взяв курс на юг. Сразу всплыли непредусмотренные трудности – экипаж страдал от жары в экваториальных водах. Пять лаек из тридцати издохли. Произошла катастрофа локального масштаба – испортилась часть провианта. Спасало то, что экипаж судна питался с рыбалки. С водой все было куда сложнее(одна кружка в день, даже умываться приходилось исключительно дождевой).
Но все же 8 февраля 1911 года судно добралось до Веллингтона. Но время для плавания на Юг было упущено. Пока судно загружалось припасами, издохли ещё четыре лайки. Тем не менее, 11 февраля «Кайнан-мару» двинулся дальше. Вечером 2 марта начался снегопад, на следующий день появились первые айсберги, а затем ледовые поля, становившиеся все плотнее. Стало очевидно, что нужно отойти и перегруппироваться. Лейтенант Сирасе повел корабль в Сидней, которого «Кайнан-мару» достиг только первого мая. Была истрачена значительная часть провианта, из тридцати лаек в живых осталась только одна.
Лайки и каюры айны с Сахалина Ямабэ Ясуноскэ (айнское имя
Яёманэку) и Ханамори Синкичи (айнское имя Сисиратока)
Яёманэку) и Ханамори Синкичи (айнское имя Сисиратока)
Японцы были огорчены, узнав о развернувшейся гонке между Скоттом и Амундсеном, но все же они твердо решили предпринять второй поход. На остатки денег капитан «Кайнан-мару» Номура Наокити, а так же часть экипажа, не вынесшая тягот путешествия, была отправлена в Японию. Нужно было пополнить команду и взять новых лаек.
Оставшиеся путешественники буквально побирались – у них не осталось средств к существованию. Неоценимую помощь нуждающимся японцам оказал сэр Уильям Эджворт Дэвид, участник первой экспедиции Шеклтона, покоритель Южного Магнитного полюса, занимавший тогда должность президента Австралийского общества содействия развитию науки. Он публиковал статьи, устраивал экскурсии на «Кайнан-мару» для сбора средств, помогал советами, а также поселил экспедицию у себя в саду (по другим данным, японцы арендовали клочок земли). Сирасэ в знак признательности подарил сэру Уильяму фамильный меч XVII века (до сих пор лежит в Австралийском музее) – отдал самое дорогое, что могло вообще быть у самурая (после чести, конечно).
Сирасе в меховой одежде
В ноябре из Японии вернулся капитан Номура, с которым приплыл ещё один каюр и очередные 29 сахалинских лаек. Все было готово для второго похода к Южному Полюсу. 19 ноября экспедиция вновь вышла в море. По пути члены команды видели несколько добрых предзнаменований (например, корабль некоторое время сопровождали дельфины), что укрепило их дух. Питались путешественники в основном животными из тюленевых, с которыми мастерски расправлялись айны. Жир же убиенных зверушек служил неплохим топливом.
2 января 1912 года «Кайнан-мару» вошёл в Китовую бухту, где уже расположился «Фрам», ожидавший возвращения команды Амундсена с Южного полюса. Если бы ехидные блинчики существовали в то время, норвежцы бы точно вывесили парочку.
В 75 километрах от Китовой бухты 16 января было найдено удобное для стоянки местечко, сразу названное в честь корабля. Бухта имени «Кайнан-мару» к тому же изобиловала тюленями, что было чрезвычайно приятно.
Члены экспедиции
20 января отряд из пяти человек во главе с лейтенантом Сирасэ направился к югу. На ведущих санях, в которые впрягли 15 лаек, сидели Сирасэ, айн Ханамори (прибывший уже в Сидней с новыми лайками) и наблюдатель Такэда. За ними шла упряжка из 13 собак, тащивших сани с айном Ямабэ и медиком Миисё. Отряд взял с собой 800 кг груза, включавшего палатки, запас провианта примерно на двадцать дней, инструменты, включая записывающую аппаратуру. Все были в специально пошитой меховой одежде, на ногах — снегоступы (у собак – тоже). Через 7 дней – 27 января отряд лейтенанта Сирасе встретил команду Руаля Амудсена.
Последний даже описал эту довольно неожиданную встречу в своей книге «Южный Полюс» (Sydpolen. Den norske sydpolsfærd med Fram 1910—1912): «…Престрюд изрядно удивился, очутившись лицом к лицу с двумя сынами Ниппона, которые рьяно изучали нашу палатку и её содержимое. Правда, в ней был всего-то один спальный мешок да примус. Японцы первыми начали беседу по-английски, радостно толкуя что-то насчет nice day (чудесного дня) и plenty ice (обилия льда). Заявив, что он совершенно согласен с такими неоспоримыми фактами, наш товарищ перевел речь на более интересующий его вопрос.
Гости рассказали, что они сейчас единственные обитатели палатки на краю барьера. Двое их товарищей ушли в глубь барьера заниматься метеорологическими наблюдениями, они вернутся через неделю. „Кайнан Мару“ отправился к Земле Короля Эдуарда. Предполагалось, что судно вернется к 10 февраля, заберет береговой отряд и возьмет курс на север.
Престрюд пригласил своих новых знакомых навестить нас в „Фрамхейме“ и, чем скорее, тем лучше; но они все не шли, а мы не могли их ждать. Если японцы все же посетили „Фрамхейм“, они могут засвидетельствовать, что мы сделали все, чтобы нашим возможным преемникам было хорошо». (цитата по «Роберт Пири. Северный полюс. Руаль Амундсен. Южный полюс»: Дрофа; Москва; 2007).
Температура была не такой уж и низкой – около двадцати пяти ниже ноля. Но поднялся буран, и на некоторое время две собачьи упряжки потеряли друг друга. Более суток две части маленького отряда сражались со стихией по отдельности. 28 января, на 9-й день похода группы воссоединились.
На следующий день (29 января), достигнув 80°05’ ю. ш. на 156°37’з. д., лейтенант Сирасе принял решение не идти дальше – давала о себе знать «великолепная» подготовка к экспедиции. Сирасэ дал название достигнутому месту Снежная долина Ямато, поднял японский флаг, и провозгласил открытые земли владениями Японии. В снегу была захоронена капсула с подписями всех 10 000 жертвователей экспедиции. Правда, как выяснилось потом, на глубине 200 м под ледовой поверхностью «Снежной долины Ямато» находится не материк, а водное пространство.
Торжественное поднятие флага в снежной долине Ямато
31 января команда вернулась на побережье. С ними были 26 уцелевших (из 28) собак. Уже 2го февраля «Кайнан-мару» вернулся в Китовую бухту. Решение прекратить экспедицию было очень своевременным – иначе пришлось бы зимовать в Антарктиде, чего экспедиция, разумеется, не пережила бы. Через 2 дня было принято решение отчаливать. На борт, правда, взяли только 6 лаек, оставив 20 умирать на льдине.
Неизвестно, о чем думали члены команды судна, слушая прощальный вой за спиной, но очевидно, что им было неприятно. Впоследствии Сирасе Нобу посетил храм в родной деревне, где отслужил заупокойную службу по собакам, не дожившим до возвращения.
Плавание завершилось уже летом – 20 июня. Пройдя 48 тыс. км, спустя год и семь месяцев «Кайнан-мару» вошло в Токийский залив. Но главного виновника экспедиции на борту не было – он уехал в Японию раньше, дабы оплатить экспедицию. Всего в путешествии приняли участие 32 человека. Пройдено было расстояние более чем в 48 тысяч километров (напетляли, да).
Несмотря на то, что возвращение путешественников вызвало небывалый патриотический подъем (их встречали как героев), Сирасе пришлось продать дом и корабль. Но этого все равно не хватило. Первый неевропейский покоритель южного континента еще 23 года отдавал долги. Лейтенант ездил по Японии с фильмом об экспедиции и читал лекции. В 1927 году, во время визита Амудсена в страну восходящего солнца, Сирасе даже встретился с более удачливым коллегой/конкурентом.
Умер отважный японец в 1946 совсем неромантической смертью – от кишечной непроходимости. Но его до сих пор хорошо помнят – есть памятники в родной деревне и в Токио, открыт музей покорителей Антарктиды в форме, очень напоминающей иглу. В музее даже есть макет «Кайнан-мару», который бесславно затонул через год после перепродажи.
Интересен памятный знак, установленный японцами на Сахалине. На одной из сопок, рядом с селом Лесное, была установлена табличка, на которой выгравирована надпись: «В 1910 году два сахалинских айну Ямабэ Ясуноскэ и Ханамори Синкичи с собаками стартовали отсюда на Южный полюс. Этот памятник установлен в память об этом событии и в знак русско-японской дружбы. 7 июля 2004 года». Забавно то, что это уже третий памятник на этом месте – предыдущие два были разрушены.
Табличка на месте разрушенного памятника
Именно героическая экспедиция 1910-12 годов позволила выдвинуть Японии территориальные претензии на огромный кусок Антарктиды - пространство, расположенное между 80° западной долготы и 150° западной долготы. Но после поражения во Второй Мировой об этом, разумеется, пришлось забыть. Официальный отказ от претензий пришелся на 1951 год (заключение Сан-Францисского мирного договора).
Во второй статье договора указывалось, что Япония отказалась от всех претензий на какие-либо права, или интересы в отношении любой части Антарктического района, независимо от того, вытекали ли они из деятельности японских граждан или были получены иным образом. Договор об Антарктике лишь закрепил такой порядок вещей.